Обнажая душу.

 

Импровизация.Слушая Чарли Паттона.
(Пино-гри…стаккато и мягкий септ…)

Я поставлю музыку. Джаз, самый грустный блюз…
Пусть в потёмках бьются о сердце неровно звуки…
Этот мир так хорош – и вот это, конечно, плюс...
Ну, а минус – то, что жить в нём нельзя без муки.

Расскажи мне про дальние страны и мраморный грот,
Про закат, траву и тепло – чтоб не зябли руки,
Про рассвет на крыше, про книги и бергамот…
Пусть наполнят сердце грустного блюза звуки.

(Пино-гри…стаккато и мягкий септ…)

Если ночь так легка, нежна - по канонам душ -
(Или просто по Фитцджеральду), ты её запомни –
 И укрой теплом от несносных январских стуж,
Пусть не будут звуки в этой ночи бездомны.

А пока этот джаз всё звучит, звучит,
И дыханье сбивая, уводит лестница в небо,
Даже мир за окном, не мешая тебе, молчит,
Даже я согреваюсь и музыке верю слепо.

(Пино-гри…стаккато и мягкий септ…

_________________________________

© Василенко Ирина

Она любила шпильки и...

Она любила шпильки и кино.
Могла быть сахаром и горьким шоколадом.
Пила слова, как терпкое вино,
Не пледом укрывалась – звездопадом.

Ей нравилось быть нежной и смешной,
Доверчиво к плечу чужому жаться,
Быть слабой птицей, ветреной волной,
Не помнить. Уходить…. И возвращаться.

Она хотела… быть сама собой:
Доверчивой, как девочка из сказки.
Забыть, что мир – жестокий и глухой,
Стекло разбить – и выбросить все маски.
____________________________________

 © Василенко Ирина

Такие дела...

А ты глохни, тони, душа моя,
слепни, никому уже больше не доверяй.
Не зови, не жди, ближе метра не подпускай.
Всё, что было живо – в архив,
на полку и под замок.
И чернилами красными – «не кантовать» –
строгий выведи ярлычок.
И кому там плохо, кому хреново, кому лафа –
не псиxyй, не дёргайся, не твои дела.

Ах, как раньше билось на нашем флагштоке алое полотно,
затопляло нежностью, и летать дозволяло – до:
до ближайших звёзд, до любимых глаз,
до разбиться вмиг/до напиться вдрызг ...
до тебя, хороший мой, и до рук твоих.
А теперь – такие, мой Бог, дела –
посчитала ошибки, реестр составила,
всё учла – и водой сквозь пальцы – неслышима – утекла.

И никто не узнает, что там, внутри, впотьмах –
как поёт, змеится, на волю рвётся, болит, скребёт.
Да иди ты лесом – второй, иль третий – окончен счёт!
Ничего не вздрогнет, не порвётся нить, пальцы не задрожат;
ни к чему, хороший мой, поцелуя след на сухих губах.

…Все вокруг, как положено – при своих делах.
То ревут, то мирятся, и то мат, то шах.
У меня осталась капелька, ничего, чуть-чуть:
ломкий, призрачный, невесомый, нелепый луч.
Я давно не верю всякой белиберде,
утонул ковчег мой в твоей воде,
и ни зги не видно в дождя стене…
Посмеёмся весело – всякой ерунде?

Вот такие, милый, теперь дела.
Ни углей, ни света. Черта. Стена.
____________________________________
© Василенко Ирина

И кто-то тебя костерит, ругает, полощет имя...

И кто-то тебя костерит, ругает, полощет имя, как простыню.
А ты, надменно ведя бровями, ни в грош не ставишь всю их грызню.
Смешливо смотришь на лица-маски: опять, скрываясь, кого-то пнёт?
Тебе их жалко - у них есть жало, вот только осы не носят мёд.

С тобою – утро, корицы привкус, горчащий кофе и тёплый взгляд
Ты засмотрелась опять на небо, в котором рифмы, смеясь, шалят.
Добавишь в кофе щепотку соли, добавишь в будни глоток шабли…
Пусть мир – как книга, где на страницах – излом сюжетов картин Дали -

Ты в Зазеркалье, и хрупок воздух, но кто-то держит твою ладонь.
И кто-то рядом, и всё надёжно: свеча не гаснет, горит огонь.
Взрывает время мосты и стены - и чью-то глупость развеет в прах.
Ты замираешь в Его ладонях, и бьётся сердце в Его руках.

____________________________________

© Василенко Ирина

Сто лет одиночества

[реквием по надежде]

Осенние листья летят вместо писем в Макондо.
Сто лет одиночества. В двери лишь ветер стучится.
Наивная память о прошлом твердит сумасбродно,
Но ты понимаешь: уже ничего не случится.

Уже ничего, ничего, ничего не поможет:
Ни в книге закладка на самой любимой странице,
Ни капли дождя, что ознобом ударят по коже,
Ни чьи-то шаги по скрипящей от мук половице.

И будет свеча догорать в одиночестве тусклом,
Ты в зеркало бросишь усталое тихое «prosit!»,
Свернётся калачиком, выгорит прошлое углем,
А та, что любила, стихи свои [в небо] забросит.
_________________________________________________

Иллюстрация - Steve Hanks."Leaving in the rain"

© Василенко Ирина

Прощаемся...

Прощаемся. Коснись моей щеки
в последний раз. На улице так пусто.
Остались в прошлом нежность и тепло.
Чуть грустно.

Прощаемся. Уставшие глаза
я отвожу. И все слова излишни.
Всевышний не нажмёт на тормоза.
Так вышло.

Прощаемся. Мир снова упрощен
до схемы «книга-ноут-вечер-тёплый плед».
И вроде даже я жива еще.
Но нет.

Прощаемся…
_______________________________

© Василенко Ирина

Веришь?

У тебя опять дожди в Вашингтоне,
У меня в разгаре лета напасти,
И любимый аромат во флаконе
Вновь напомнит, что так встречи нечасты…

У тебя – вокзалы, встречи, дороги…
У меня - звонков твоих ожиданье,
И несносность тишины и тревоги,
Если ночью не прервётся дыханье -

От звонка и от твоих: «Просыпайся!!!
Приезжаю в эту среду. Ты встретишь?
Знаю, занята. Но жду. Постарайся,
Не молчи же, дорогая…. Ответишь?»

Пайковые пять минут на раздумье…
К чёрту дел и всех сомнений скорлупы!
Я доверюсь снова ночи-колдунье,
Я приеду – навсегда…Веришь, глупый?..
______________________________________
© Василенко Ирина